Новости – Общество
Общество
«Нас выносили на носилках»
Фото: http://nasos1987.narod.ru
Костромские ликвидаторы аварии на Чернобыльской АЭС — о том, что происходило после крупнейшей техногенной катастрофы.
25 апреля, 2016 17:14
10 мин
В 2016 году исполняется 30 лет со дня самой страшной техногенной катастрофы за всю историю нашей страны. 26 апреля 1986 года произошла трагическая авария на Чернобыльской АЭС. Костромская земля отправила на ликвидацию последствий более трех тысяч человек. Среди них было свыше 280 курсантов 2-го батальона Костромского высшего военного училища химической защиты, сейчас именуемого «Военная академия войск радиационной химической и биологической защиты имени Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко» (ВАРХБЗ).
– Людей начали вывозить из зараженной зоны только спустя два дня, мы в училище узнали об аварии через три дня, а общественность через пять. Именно 1 мая вышло первое извещение от Совета Министров, — вспоминает бывший курсант, председатель регионального отделения «Российского военно-исторического общества» Михаил Ворошнин. — На ликвидации были задействованы огромные ресурсы. Мы сами вызвались поехать, поездку нам зачли за стажировку. В августе 1986 года мы оказались в 30-километровой зоне практически в полном составе.
Также в Чернобыль призывали «партизан» — офицеров запаса. В отличие от курсантов они ничего не знали о последствиях радиации, их никто этому не учил. Партизаны попали в самое пекло произошедшей катастрофы. Они достаточно быстро получали максимально допустимую дозу облучения в 25 рентген и отправлялись домой. Многие получали дозу радиации, превышающую норму. На объектах, где был высокий риск заражения, каждый имел индивидуальный дозиметр, измеряющий степень излучения, но на удаленных от станции районах выдавался коллективный. По нему определяли среднюю дозу радиации, однако она могла различаться в десятки раз: где-то могло быть 10 рентген, а буквально в 10 метрах от этого места могли быть уже все 100.
– В Чернобыле все было просто: приехали, отработали, уехали. Задача была простая, приземленная, — вспоминает однокурсник Михаила Александр Концов. — В моем подчинении было 27 партизан. Мне было 22, самому младшему из них 27, а старшему 43. Все они — московские таксисты. Нужно было найти с ними общий язык, следить, чтобы они не перерабатывали больше 15 минут. Работа была на объекте неподалеку от третьего блока. Люди снимали лопатами верхний слой почвы, после чего его заливали бетоном. Приходилось контролировать, чтобы на жаре в 30-35 градусов никто не снимал респиратор, иначе вся пыль попадала внутрь. Я мог облучиться, они нет, иначе меня могли посадить. Если подчиненные получали высокую дозу облучения, то допустивший это командир шел под суд.
Дольше всех из костромичей в зоне заражения находился Павел Романец, в 2007 году написавший роман «Точка невозврата. Записки ликвидатора». Это первый в мире роман о Чернобыле и о чернобыльцах, получивший Межрегиональную премию им. о. Павла Флоренского и Всероссийскую литературную премию 2008 года.
Фото: http://nasos1987.narod.ru
– Когда мы работали в атомной энергетике на других станциях, мы всегда говорили, что будет большая беда. И вот она случилась. Очень много событий вело к этому. Долгое время в стране не говорили о первой ядерной катастрофе на уральском комбинате «Маяк» в 1957 году. Она произошла спустя буквально несколько лет после того, как запустили первый завод по производству ядерных веществ. Тогда взорвалась емкость с радиоактивными отходами. Я знал об этом, там был мой брат. Когда он привез в Чернобыль своего директора, чтобы тот рассказал, как там занимались дезактивацией, его попросту не допустили до заседания правительственной комиссии. Этого старика отправили назад, даже не захотели слушать. Потом в 1975 году с физической точки зрения точно такая же авария во время испытаний на реакторе произошла на Ленинградской АЭС. Тогда сумели справиться с бедой, но документы, которые объясняли, что делали там, засекретили. В результате, сколько ошибок мы наделали в Чернобыле! Можно сказать точно: эта авария застала страну врасплох. Никто не успел сообразить, что случилось. Пшик, и все! Произошел взрыв, — рассказывает Павел Романец.
Павел работал начальником отдела территориального военно-строительного управления на Байконуре, потом был заместителем начальника УКС на Калининской АЭС и заместителем начальника строительства Буйской АЭС в Костромской области. Его пригласили, как человека, имеющего знания и в энергетике, и в строительстве атомных электростанций. 7 мая 1986 года он прибыл на Чернобыльскую АЭС.
– Сначала я был в составе рабочей группы правительственной комиссии. Людей собрали со всех станций страны. Нам нужно было определить, какой ущерб нанесен и что дальше делать, — говорит Павел Романец. — Была еще группа людей, направленная с нашей строящейся станции в Буе. Эти люди, казалось бы, работали в атомной энергетике, но тоже ничего не знали о радиации. Многие, очень многие там обожглись. Я тоже ничего не знал. Все приходилось изучать уже на месте ценой будущего нездоровья.
Члену правительственной комиссии Валерию Легасову было поручено решить, что делать с блоком, как его заглушать и ликвидировать последствия аварии. Комиссия работала всего две недели, Павла он хотел задержать еще на две недели, но он к тому моменту получил облучение, работая непосредственно у 3-го и взорвавшегося 4-го блока. Одна из версий аварии гласит, что реактор имел конструктивные недостатки и не соответствовал некоторым правилам ядерной безопасности.
– Понимаете, неверным было решение 3 и 4 блок вместе посадить. До этого никогда раньше так не делали, ведь могла быть угроза взрыва и 3-го блока, — поясняет Павел Романец. — Но кем-то было принято решение сделать стенку между блоками меньше. Это была экономия, но не в деньгах. Запомните: в советское время была экономия во времени. Быстрее нужно было опережать Запад. Я возле этой стенки был, сразу получил 10 рентген альфа-облучения. Для человека предел — 25 рентген, но если вы попали в зону, где альфа-излучение, то вам и одного рентген хватит. Но не быть там нельзя было. Это ответственность, это страна такая была, по-другому никак. Военных вообще не спрашивали, партизан выгоняли после 20 рентген, а нас выносили на носилках только тогда, когда мы падали. Всего я получил 120 рентген. Несколько дней вообще не помню, очнулся уже в Москве.
Фото: http://nasos1987.narod.ru
Павел — уроженец Киевской области, его детство прошло в деревне в нескольких километрах от Припяти. После облучения он нашел способ сделать «чистую» медицинскую справку и поехал обратно, где пробыл до февраля 1987 года. Работал простым инженером цеха дезактивации, потом главным инженером штаба «Припять», позже стал заместителем начальника управления капитального строительства всей 30-километровой зоны.
– Моя родина там, поэтому было тяжело сидеть здесь. Когда я приехал во второй раз, возглавлял эту разбитую станцию Эрик Поздышев. Он, находясь за 350 км от станции, уже в 6 утра доложил в правительство, что произошла авария, хотя на самой станции все еще думали, что это простой пожар, — рассказывает Павел Романец. — Поздышев набирал специалистов по всем станциям из тех, кого знал. Отправлял списки, кого нужно прислать. В этот список попал и я, но я уже был на станции.
Чернобыльскую АЭС хотели восстановить и сделали это: осенью 1986 года запустили 1 и 2 блоки. Это был небольшой праздник для ликвидаторов, которые выполнили задачу и восстановили, пусть и не полностью, станцию. Она опять начала вырабатывать электричество. Уже через многие годы приняли решение полностью ее заглушить.
20 лет спустя, в апреле 2006 года, бывшие курсанты, принимавшие участие в ликвидации аварии, решили вернуться обратно в Чернобыль, чтобы почтить память коллег.
– Мы поехали как туристы. Чтобы попасть на станцию и возложить цветы, нам всем пришлось купить туристические путевки на три дня. По тому времени стоимость путевки была равносильна отпуску в Египте, например, — рассказывает Александр Концов.
– Мы увидели полностью покинутый город, — дополняет Михаил Ворошнин. — Мы заходили в квартиры, в которых были 20 лет назад. Везде лежат те же самые игрушки, детские коляски, мебель. Как было тогда, так и осталось. После аварии действовало правило военного времени: если кто из мародеров попадался, то могло дойти до расстрела. Сейчас тоже никто ничего не трогает: зона оцеплена колючей проволокой, без специальных допусков не попасть.
Спустя 30 лет после катастрофы в музее «Губернский город Кострома» участники ликвидации аварии открыли выставку «Кострома-Чернобыль. 30 лет спустя». На ней собраны архивные фотографии, книги и личные вещи ликвидаторов.
– Нужно отдать дань памяти тем, кто не дожил до сегодняшнего дня. Их огромное количество, но медицина это не признает, ведь смерти могут наступать, например, от сердечных приступов. Еще многие не знают, что они имеют право на доплаты, льготы, медицинскую помощь. Я удостоверение ликвидатора только через семь лет получил, даже не знал, что есть такое и оно дает какие-то привилегии. А индексацию пенсий по инвалидности и вовсе многие через суд выбивали, — рассказывает Павел Романец. — Нужно говорить и об этом, но самое главное, чтобы мы помнили, что это самая колоссальная, самая страшная техногенная катастрофа. Что-то техногенное может произойти всегда, мы не должны это допустить.
– Наши дети должны учиться на наших ошибках. Ведь, если они совершены, то у них была причина. Нужно хорошо учиться, хорошо знать физику и химию, правильно выполнять свои обязанности, — подводит итог однокурсник Михаила и Александра Михаил Красногоров.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
