Новости – Общество
Общество
«Все болит — это по нашей части»
Фото: Анастасия Хаски
Корреспондент «Русской Планеты» провела два дня с бригадами скорой помощи
24 апреля, 2014 18:29
13 мин
Реформа скорой помощи разделила эту службу на две: экстренную и неотложную. Экстренная занимается самыми тяжелыми случаями, среди которых могут быть тяжелые травмы, острые боли, проблемы с сердцем. Неотложная выезжает на вызовы, не связанные с угрозой жизни.
В 7:45 бригада, состоящая из врача и фельдшера, заступает на смену.
– Кто там первый в очереди? 14-я бригада? Вот с ними и поедете. Андрей Андреевич давно у нас, еще со школы работать начал, — говорит начмед Лариса Миронова.
Молодо выглядящий мужчина сначала с недоверием смотрит на нового помощника.
– А что нам за это будет?
Обстановку разряжает фельдшер Галина:
– Пусть посмотрит, с кем нам приходится работать. Всему научим, не переживай: и уколы ставить, и клизмы. Пойдем только сначала халат подберем.
– 14-я бригада, на вызов, — раздается по громкой связи на первом этаже.
Мы подходим к окну диспетчерской и получаем карту вызова. В нем указывается время принятия звонка, время передачи его бригаде, время выезда бригады, время прибытия на вызов, информация о больном и симптомы.
Вызов первый. Острая боль в животе, рвота. Девушка 17 лет, в возрасте трех лет было огнестрельное ранение, удалена половина мозга, сейчас постоянно мучается от припадков, которые нередко заканчиваются комой. Осенью предстоит очередная трепанация черепа для удаления кист. Боль — частый спутник девушки.
Пока Андрей осматривает девушку, уточняя симптомы, Галина заполняет документы. Бумажной работы много. Большинство бумаг заполняется в промежутках между вызовами. Сделав уколы и попытавшись уговорить пациентку на госпитализацию, мы уходим одни. Девушка в больницу не хочет:
– Я там и так часто. Ночь понаблюдают, потом домой отпускают. Станет хуже — поеду.
Уже перед уходом Андрей задает матери вопрос, интересовавший всех нас с самого начала:
– А как она получила ранение?
– Стреляли в нас, папа не выжил, мы выжили…
В лифт мы заходим молча, и только Галина еле слышно говорит:
– Ну и начало.
В машине Андрей передает по рации на станцию, что бригада свободна, и тут же получает новый вызов:
– Бабушка, 85 лет, все болит.
– Все болит — это по нашей части, поехали.
Мы поднимаемся в квартиру. Обувь прилипает к полу, везде хлопья пыли, закопченные потолки с подтеками, мусор и грязь. В нос ударяет ощутимый запах браги. Женщина средних лет проводит нас в одну из комнат. Я не сразу замечаю, что среди грязных подушек и одеял лежит очень истощенный человек.
– Я ее нашла вчера на кухне без сознания, — поясняет сноха. — Дед бьет ее. Поделать ничего не можем. Он полоумный. Милиция его не забирает, в психдиспансер из-за возраста брать не хотят. Не знаем, как с ним бороться, все уже испробовали. С сыном разругался, не пускает его в квартиру. Я каждый день хожу. Она у нас крепенькая, в последнее время только сдавать стала. Мы тут прибрались немного. А выкидывать хлам они нам не разрешают.
– Аппетит у нее хороший? — спрашивает Андрей.
– Да, она всегда хорошо ест. Я недавно ее покормила.
Рядом на столе — электрический чайник и пять стаканов с «Ролтоном».
– А где сам дед?
– В соседней комнате.
Галина направляется туда. В соседней комнате завалы из мусорных мешков, коробок с лекарствами и пластиковых контейнеров из-под еды. На засаленном диване лежит пожилой человек.
– Саша? Ты не узнаешь меня? — удивленно спрашивает Галина.
– Нееееет, — отвечает человек в грязной одежде, пытаясь сфокусироваться на фигуре в комнате.
– Работали мы с тобой вместе, помнишь?
– Галька?! А ты что здесь делаешь? — взгляд становится осознанным, но от того не менее безумным.
– На вызов приехала. Вот скажи мне, зачем ты бабушку бьешь?
– Я? Нет. Не трогаю ее, — протяжно отвечает Саша.
– Дед, вы зачем бабушку бьете? — в комнату заходит Андрей.
– Не бью.
– Еще тронете — заберем мы у вас бабушку, будете один в этом гадюшнике жить. Слышите меня?
Ответа не получаем. Последнее слово опять остается за Галиной:
– Это был мой любимый водитель.
Спускаемся к машине. Галина, обращаясь больше сама к себе, говорит:
– Лет через десять пора кончать жизнь самоубийством. Не дай бог до такого дожить!
Нас направляют на новый вызов: женщина, 28 лет, рвота с кровью. С подозрением на желудочное кровотечение везем ее в больницу. Около регистратуры дожидаемся врача приемного покоя:
– Недавно страховые компании начали требовать с нас подписи врачей в больнице. Они могут больных принимать, на операции быть. А мы, вместо того, чтобы ехать на следующий вызов, теряем время с этой волокитой, — говорит Андрей.
После трех вызовов бригада возвращается на станцию и опять встает в очередь. Ждать приходится недолго. Уже через 15 минут получаем вызов: мужчина, 51 год, паралич.
– Кто-нибудь знает, Горбовщина — это где? — спрашивает наш водитель у остальных.
– Я знаю, — говорит Андрей. — За Кузнецово указатель будет. Долго проездим.
Дорога заняла больше часа. Въехав в небольшой дачный поселок, находим нужный дом. Встречают нас вопросом, привычным для каждого в бригаде: «Что же вы так долго ехали?»
– Все думают, что они единственные скорую вызывают, и мы только и ждем момента, чтобы к ним поехать. Мы должны приехать на вызов за 20 минут, но мы еще и район обслуживаем. А это около 60 км в каждую сторону. Дороги там ужасные, а пока найдешь нужную деревню, да по колено в грязи доберешься до нужного дома… Тут уже ни о каких 20 минутах речь не идет. А в этой ситуации родственники сами время потеряли. После инсульта в течение второго часа наступают необратимые последствия для организма, а они скорую только спустя час вызвали, — говорит мне Андрей, пока Галина делает больному укол.
– Пили? — спрашивает Андрей.
– Грамм 150 вчера, больше не могу.
– Да какие там 150 грамм, сын вот до сих пор на ногах еле стоит, — комментирует Андрей уже на улице.
– Полная деревня машин, а помочь на носилках человека до машины донести некому, — раздраженно говорит Галина.
Едем в больницу. Впереди пробки. Водитель включает сирену и перестраивается на встречную полосу. Но даже спецсигнал не помогает. На перекрестке проспекта Мира и Калиновской несколько машин не пропускают нас, первыми выполняя поворот.
– Люди не думают, что когда-нибудь они сами или их друзья, родственники могут оказаться в машине скорой, и им также не уступят дорогу. Они не понимают, что каждая минута на счету.
В 12:15 мы выехали на вызов. Вернулись на станцию в 15:30.
– Не ставьте нас хотя бы полчаса, мы пообедаем, — просит у диспетчеров Галина.
На станции есть оборудованная всем необходимым кухня. Располагаемся там.
Смена у врачей скорой длится 24 часа. На отдых дается трое суток. Многие берут подработки и работают сутки через сутки. Иногда ночью удается поспать в комнате отдыха, иногда получается вздремнуть по пути на вызов.
– Вот ты сегодня с нами уже столько проездила, сколько раз услышала слово «спасибо»? — спрашивает Галина.
– Ни разу.
– Жалобы писать все горазды, а отблагодарить единицы могут. Вытаскиваешь их, откачиваешь, жизни спасаешь, а «спасибо» не дождешься. Мы, конечно, не ради этого работаем, но, чисто по-человечески, хочется это слышать чаще, — грустно говорит Андрей.
Разговор прерывает объявление о вызове.
– Ну какое избиение?! У нас геронтологическое направление. Дайте нам бабушку! — обращается Андрей к диспетчерам. Убедившись, что внезапно заболевших бабушек нет, мы все-таки едем на вызов.
На диване сидит мужчина. Левая половина лица сильно распухла, под глазом синяк. Из рассеченной щеки не переставая сочится кровь.
– Что случилось?
– С мужем дочери подрался. Вы уж извините, что вас вызвали. В милиции сказали, что вы можете снять побои.
– Мы не можем. Вам в судмедэкспертизу на Островского надо. Вы пили? И у вас, кстати, глаз к вечеру закроется.
– Полторашку этого… как его… коктейля, в общем, — отвечает пострадавший. — А вы сможете сделать так, чтобы глаз послезавтра открылся? Мне на работу надо.
Получив отрицательный ответ, мужчина продолжает извиняться за беспокойство, и мы слышим первое «спасибо» за смену.
– Глаза у вас уставшие, и лицо по цвету с халатом сравнялось. Езжайте домой, поспите, завтра с реанимацией поездите, — говорит мне Андрей под вечер.
Сил на споры нет.
На следующий день я к 9 утра опять приезжаю на станцию скорой помощи. На этот раз мне предстоят поездки с реанимацией.
– Не боитесь ехать? Там ведь и трупы могут быть, — предупреждает кастелянша, отдавая халат. — Я раньше сама в бригаде работала, ушла потом. Здесь спокойнее.
В бригаде экстренной помощи врач и два фельдшера. Машины реанимаций просторнее. Больше аппаратуры, удобнее оказывать помощь. Едем на первый вызов.
– Погода на пожилых сказывается. Вчерашний ливень с грозой увеличил число вызовов, — рассказывает врач. — Вы только фамилию мою не указывайте, а то как-то она уже была в одном репортаже, так потом все жалобы на мое имя приходили. Главврач недоумевал, а у меня и вызовов тогда столько не было.
По рации передают про бабушку 84 лет. Ей плохо.
– А бригада сейчас приедет и сделает хорошо. Она каждый день звонит. Ей просто скучно. А не приехать мы не имеем права. Бывает, приезжаем, дочь дверь открывает и говорит: «Опять вызвала? И даже мне ничего не сказала». И таких «пациентов» у нас много. По именам уже всех давно знаем. Многие любят ближе к ночи звонить. Им не объяснишь, что, пока мы с ними сидим, из-за них где-то может умереть человек, не дождавшись помощи, — говорит фельдшер Мария.
– Еще вызовы-пустышки бывают. Звонят и говорят, что с сердцем плохо. Мчимся, а у них, например, печень болит. Говорим: «Что сразу не сказали?» А они: «Вы так быстрее приедете». Некоторым лень идти в поликлинику, они с насморком скорую вызывают. Кто-то вызывает одновременно и участкового врача и бригаду скорой помощи — кто приедет быстрее? Таких вызовов очень много, — подключается фельдшер Игорь.
Мы приезжаем на место. Поднимаемся в квартиру. У пожилой женщины тахикардия. На месте снимают кардиограмму, дают таблетки и делают укол.
– Для нас рядовой вызов. Вам, наверное, неинтересно. Вот если мы на поножовщину поедем, или на аварию — там будет на что посмотреть, мы и с МЧС, бывает, вместе работаем, — сказала Мария.
Кто бы мог подумать, что буквально через 15 минут мы и сами попадем в аварию.
Заезжаем во двор типичной новостройки. Дома стоят вплотную друг к другу. Между ними в центре детская площадка. Там нас и ожидает больной, потерявший сознание. Поворачивая к нужному подъезду, машина резко тормозит. Нас по инерции слегка бросает вперед.
– Коль, вызывай ГАИ, — обращается к водителю врач.
– Свяжитесь по рации, пусть нам сюда бригаду пришлют, мы в аварию попали, человека в больницу надо везти.
Бригада бежит к скамейке, а я осматриваю масштабы произошедшего. Машине реанимации предстоит пара мазков кистью по колесному диску, а вот хозяин легкового авто за свою неправильную парковку поплатится новой фарой и, возможно, покраской капота.
– Да что же вы паркуетесь, как м***?! Ни пожарным, ни скорой не проехать, — гневно обрушивается на появившегося хозяина «девятки» жена больного. — Весь двор своими машинами заставили, так нет бы хоть на поворотах не стоять!
Мужчину под руки ведут в машину. Он потерян и постоянно повторяет: «Что произошло?». Стабилизировав мужчину, бригада остается с ним в салоне дожидаться подмоги.
– Нет свободных машин, — сообщает водитель.
Приехавшие в течение 10 минут инспекторы ГИБДД разрешают уехать. В инспекцию водитель поедет уже один после госпитализации больного.
– Ну как, посмотрели на работу бригад? — спрашивает меня главный врач Сергей Самарин.
– Людей у нас катастрофически не хватает, — говорит главврач. — Вот сегодня один врач написал заявление, а второй с тяжелым заболеванием слег. Врачей все меньше становится, общий состав стареет. А где новые кадры брать? Престиж профессии надо поднимать, а то молодые к нам не идут. Их тоже понять можно. Народ не всегда понимает, насколько это тяжелая работа. Благодарят, конечно, но и агрессивно настроенных хватает. Вам еще вызовы нормальные попадались. Часто приходится иметь дело с алкоголиками, наркоманами, бомжами. Хорошо, если в бригаде мужчина есть. А если только женщины? Страшно за них бывает. Вот напишете вы, что работа тяжелая, а будет ли толк от этого?
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
